Груди девушки прикрывал девчачий лифчик, который скорее подошел бы тринадцатилетней. Карлос расстегнул застежку, и ему в ладонь упал комок туалетной бумаги.
— Что это? — спросила Сара, хотя уже все поняла.
— У нее это было здесь. — Карлос указал на лифчик. Из другой чашечки достал еще один такой же комок.
— И зачем набивать лифчик бумагой, перед тем как покончить с собой? — Чтобы Сара ни спрашивала, Карлос всегда молчал, если вопрос не был адресован лично ему.
На лестнице послышались шаги, и они оба обернулись.
— Что-нибудь есть? — спросил Джеффри, открывая дверь.
— Только начали, — ответила Сара. — Что говорит Фрэнк?
— Ничего, — сказал Джеффри, но она уже поняла, что там что-то произошло. Ей было непонятно, чего это он скрытничает. Карлосу вполне можно доверять, это не раз проверено. Сара порой вообще забывала, что у него может быть какая-то своя жизнь, вне морга.
— Давай-ка снимем это, — повернулась она к Карлосу и помогла ему стащить с тела джинсы.
Джеффри посмотрел на трусики — простые, из чистого хлопка, совсем не похожие на те, что он обнаружил в квартире Энди Розена.
— Ты посмотрел у нее в комоде? — спросила Сара.
— Там разные есть, — ответил он. — И шелковые, и хлопчатобумажные, и стринги.
— И стринги тоже… А мы обнаружили у нее в лифчике туалетную бумагу.
Джеффри поднял бровь:
— Она набивала себе лифчик?
— Если она собиралась совершить самоубийство, то отлично представляла себе, что тело будут осматривать. Ну и зачем?
— Может, она просто всегда так делала? И привыкла? — предположил Джеффри, но было понятно, что он к этой идее относится скептически.
— Тату у нее давнишняя, — сказала Сара. — Года три, наверное. Это, конечно, навскидку, но точно не новая.
Карлос стянул с трупа трусы, и Сара с Джеффри увидели еще одну татуировку. Слово, написанное вроде как арабским шрифтом.
— А вот этого на картине Энди не было, — заметил Джеффри.
— Тоже не недавняя, точно говорю, — сказала Сара. — Думаешь, он нарочно опустил ее?
— Нет, я уверен, что если бы он знал о ее существовании, то непременно изобразил бы.
— Значит, у нее с ним ничего не было, — заключила Сара, делая знак Карлосу сфотографировать татуировку. И положила линейку рядом с тату — для масштаба. — Надо бы кого-то найти, кто сможет это прочесть.
— Шолом, — сказал Карлос.
— Простите? — переспросила Сара, удивленная, что он вдруг заговорил.
— Это на иврите. Означает «мир».
Сара не могла не переспросить:
— Вы уверены?
— Я учил иврит в школе. У меня мать еврейка.
Сара и не подозревала все эти годы, что Карлос может знать что-то еще, кроме испанского. Обернувшись, она увидела, что Джеффри что-то записывает в блокнот. Брови у него были нахмурены, словно он обнаружил какую-то зацепку.
Что ж, пора начинать. Сара достала из металлического шкафа стерильный халат и пару резиновых перчаток.
— Можешь принести мне очки? — попросила она Джеффри. — Они, кажется, у меня на столе.
Пока он ходил. Сара облачилась в халат, натянула перчатки, а поверх них — еще одни. Карлос вкатил большую чертежную доску на колесиках — Сара купила ее у университета, — где уже была записана та информация, которую он успел собрать. Пустые клетки будут заполнены Карлосом в ходе вскрытия. Анализировать все факты легче, когда они собраны и записаны таким вот образом.
Нажав ногой на педаль включения диктофона, Сара начала:
— Тело не бальзамировано, хорошо развитое и упитанное, принадлежит женщине белой расы, девятнадцати лег, которая, как считается, выстрелила себе в голову из ружья «уингмастер» двадцатого калибра. Присутствующим офицером полиции она идентифицирована как Элен Марджори Шаффер. В соответствии с законом о расследовании смертных случаев штата Джорджия, аутопсия проводится в морге судмедэксперта округа Грант…
Джеффри сообщил дату, и Сара продолжила:
— Вскрытие начато в двадцать часов тридцать три минуты с Карлосом Киньонесом, судебным медиком, в качестве ассистента и в присутствии Джеффри Толливера, начальника полиции округа Грант. — Она остановилась и посмотрела на доску. — Вес тела приблизительно сто двадцать пять фунтов, рост — пять футов восемь дюймов. Голова получила значительные повреждения, соответствующие выстрелу из ружья. — Сара положила руку на грудь трупа. — Тело хранилось в холодильнике и на ощупь холодное. Трупное окоченение полное, доведенное до крайней степени.
Продолжая перечислять все детали и признаки, она срезала ножницами пластиковый мешок, закрывавший голову Элен Шаффер. К пластику пристали свернувшаяся кровь и ошметки чего-то серого. Остатки скапьпа превратились в желеобразные сгустки.
— Остальная часть скальпа в холодильнике, — сказал Карлос.
— Хорошо, я осмотрю потом, — ответила Сара, сдирая куски пластика с того, что осталось от головы Элен Шаффер. А остался от нее не более чем окровавленный обрубок с фрагментами светлых волос и зубами, вбитыми в основание черепа. Было сделано еще несколько снимков, прежде чем Сара взяла скальпель и начала собственно вскрытие. От недосыпа она чувствовала себя немного не в себе. Сделав обычный Y-образный разрез, она на секунду прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями.
Все органы по очереди были извлечены и взвешены, описаны и зарегистрированы. Сара продолжала надиктовывать все, что выявлялось в ходе вскрытия. В желудке обнаружилось то, что, по всей вероятности, было последним завтраком Шаффер: овсяная каша, которая выглядела примерно так же, как если бы еще хранилась в фабричной упаковке.